РУССКО-ФРАНЦУЗСКИЕ ЖМУРИКИ
Быль: однажды в приснопамятные застойные времена в одном из городов России умер негр. Казалось бы, ничего особенного. Ужас состоял в том, что случилось это в общем-то почти рядовое событие (подумаешь — негр; тогда многие дружественные страны присылали своих студентов) в день 7 ноября. В праздник Великой Октябрьской Социалистической революции (ВОСР). Это сейчас всем понятно, что с этим ВОСРом мы удачно, по терминологии из лексикона Волохова «обосрались», а тогда… В общем, это было воспринято как акция. I в городской морг на вскрытие в день 7 ноября приперлись трое гэбешников. Вы спросите, зачем? Делать-то они ведь все равно ничего не умели. Время было хитрое: приперлись — наблюдать. Политическую окраску могла получить смерть рядового студента. Короче — дело к ночи, как выражается молодежь. Ночью на вскрытии даже видавшие виды гэбешники падали в обморок по очереди, мешая работать двум санитарам. Приходили в себя, поправляясь коньячком, жутко матерясь в адрес начальства, придумавшего такую почетную праздничную вахту. Утром, на полу, рядом с расчлененным трупом вполне мирно дрыхли трое гэбешников, пьяные в зюзю.
Еще раз подчеркиваю — это быль. «Советский идиотизм» — явление фантастическое, феноменальное, требующее серьезного изучения. Какой высокий игровой заряд даже в этой «обыкновенной истории». Куда там М. Бахтину с его «карнавализацией» жизни! Может быть, именно поэтому, когда сейчас мы пристально всматриваемся в наше близкое ретро, эти герои обрели право голоса. Я с глубокой симпатией отношусь к Александру Галину и его пьесе «Sorry», где тоже два героя с водкой коротают долгую ночь в морге, но все-таки не могу до конца поверить, что это можно сделать без мата. В принципе — это одно из предлагаемых обстоятельств, признак профессиональной принадлежности к данному ремеслу. Психологически же — реакция защиты и сброс напряжения. И если вспомнить Константина Сергеевича Станиславского с его «правдой жизни», то, думается, Волохов ближе к ней, чем Галин. Что же касается шока от мата, звучащего со сцены, то хотелось бы в этом смысле образный ряд выстраивать не только от русского Эдички Лимонова, но и от Генри Миллера с его «Тропиком Рака», например.
Самое смешное,что актеры, если воспринимать мат не как самоцель, а как — «предлагаемое обстоятельство», быстро привыкают на репетициях и начинают импровизировать так, что Мише и не снилось. Главное — поплотнее закрыть дверь репетиционного зала, чтобы не напугать до смерти театральных старушек — уборщиц и костюмеров. А в остальном, это — нормальное перевоплощение. И если сейчас гениальный русский актер Смоктуновский (Гамлет, Моцарт, Иванов, Гаев) играет вампира, с удовольствием попивающего кровушку в очередном отечественном кинотриллере, то сыграть работника морга — дело элементарное. На уровне техники. И, как всегда, — необыкновенно сложное на уровне «жизни человеческого духа».
Андрей ЖИТИНКИН, режиссер театра имени Моссовета
1992, Глагол №26
***
«Игра в жмурики» — это трагикомическая история современного русского, да и западного Гамлета. В моем спектакле не случайно возникла гамлетовская флейта, а знаменитый Собель в Париже поставил «Игру в жмурики» буквально в Шекспировских эпических координатах. Причем он нашел полтора миллиона долларов, чтобы поставить «Игру в жмурики» и в составе русской классической трилогии: от «Вишневого сада» Чехова до «Марии» Бабеля.
«Вышка Чикатило» — это перевернутая с ног на голову история России, как история «Ричарда — Сталина — третьего», захлебнувшегося в собственной похоти и крови.
Авангардизм Волохова состоит в том, что он, впитав в себя школу западного театра абсурда, оставаясь при этом глубоко русским классическим писателем, — не занимается в отличие от прочих современных литераторов, диагностикой окружающего зла, а просто встраивает это наше зло в структуры Мировой Фатальности, доводя до абсолюта завет Станиславского о правде жизни.
Андрей ЖИТИНКИН, режиссер