Пьесы Михаила Волохова всегда – и скандал, и сенсация. Новая пьеса не вписывающегося ни в какие каноны автора называется «Рублевское сафари нах». Обозреватель «Москора» связался с Волоховым в день его рождения. 28 января самому одиозному драматургу российской современности исполнилось 53 года.
Любовь на Рублевке
– ВАША НОВАЯ ПЬЕСА НАЧИНАЕТСЯ С РЕМАРКИ: «ДВА ОЛИГАРХА ЗАНИМАЮТСЯ ОРАЛЬНЫМ СЕКСОМ». КАК ЭТО БУДЕТ ИЗОБРАЖЕНО НА СЦЕНЕ?
– Cуществуют различные виды условностей. Они могут, например, имитировать это с помощью мобильных телефонов. Смысл не в шоке, а в создании театрального образа. Самое сложное – вырвать из вулканического человеческого бытия вечную пьесу о будущей жизни и создать свежий драматургический образ, философский стержень игры. На пьесу у меня обычно уходит около двух недель, и эти две недели я провожу в состоянии, близком ко сну с открытыми глазами, когда видишь только свой внутренний мир, где плавится пьеса. И тогда пьеса выходит из меня на одном дыхании. В пьесе главное – не опускать дух человека, говоря о самых мерзких проблемах сегодняшнего дня, а наоборот – возвышать его. Олигархи могут лет через 100 и исчезнуть, но смех должен остаться навсегда – тогда это будет вечно нужная людям пьеса.
Вреден для мужчин
– ВАШИ ПЬЕСЫ СТАВИЛИ И В РОССИИ – АНДРЕЙ ЖИТИНКИН, МИК САЛОВ, И В ЕВРОПЕ. ЧЕМ ТАК ПОНРАВИЛАСЬ «ИГРА В ЖМУРИКИ» МЭТРУ ФРАНЦУЗСКОГО ТЕАТРА БЕРНАРУ СОБЕЛЮ?
– Бернар ставил мои пьесы во Франции и Германии. Когда-то он был сталинистом, романтиком, болел Россией. В 1993 году в театре «Де Жанвилье» он поставил русскую трилогию – «Вишневый сад» Чехова, «Марию» Бабеля и мою «Игру в жмурики», чтобы подчеркнуть актуальность именно этой моей пьесы. Произошло все с подачи Эжена Ионеско. На постановку Собель потратил полтора миллиона евро. В 1993 году та Россия, которую Собель любил, исчезла. «Игра в жмурики» обозначила крушение его иллюзий. А в России последнее время меня ставит ученик Анатолия Васильева Мик Салов. Он потрясающе воплотил на сцене мои краеугольные пьесы «Лесбияночки шума цунами», «И в Париж». Изысканные костюмы к «Лесбияночкам» создал непревзойденный мастер Слава Зайцев, считающий эту мою пьесу самой уникальной в мировой драме.
– КСТАТИ, ПРО «ЛЕСБИЯНОЧЕК». ЧТО ВДОХНОВИЛО ВАС НАПИСАТЬ ПЬЕСУ О ЖЕНСКОЙ ЛЮБВИ?
– Мне, как мужчине, было интересно перевоплотиться в женщину, написать об окружающей нас реальности глазами женщины. Написать о любви в ее современном, трагедийном, ромео-и-джульеттовском безапелляционном аспекте.
– КАК ВЫ ДУМАЕТЕ, В СЕГОДНЯШНЕМ МИРЕ КТО СИЛЬНЕЕ – МУЖЧИНЫ ИЛИ ЖЕНЩИНЫ?
– Мужчин, как рыцарей жизни, сегодняшняя жизнь порядком поломала. Капитализм на самом деле система женская, оппортунистически потребительская. А такая жизнь ломает многих благородных мужиков. А вот женщинам она более подходит. Они танцуют как цыгане перед казнью. Наверное, в силу более сумасшедшего состава их сознания и шипящей, как шампанское, крови.
Вещь серьезная
– ВЕРНЕМСЯ К ОЛИГАРХАМ В «РУБЛЕВСКОМ САФАРИ». ОНИ ЧУДОВИЩНО МНОГО МАТЕРЯТСЯ. ТАКОЕ ВПЕЧАТЛЕНИЕ, ЧТО ОНИ ПАНИЧЕСКИ ЧЕГО-ТО БОЯТСЯ. А МАТ – СВОЕГО РОДА ЗАКЛИНАНИЕ, СПАСАЮЩЕЕ ИХ ОТ УЖАСА.
– Прежде всего они боятся сами себя. Насильственная смерть – результат их же неадекватных действий. Начинали они свой бизнес, будучи наемными киллерами, а сейчас, если кого-то периодически не мочат в формате своего «Рублевского сафари нах», то чувствуют себя не в своей тарелке. А матерный язык моих рублевских олигархов – это суть их ускоренного, сокращенного общения с миром. В принципе, каждый человек матерится, хотя бы про себя. Для меня мат – это, во-первых, очень сильное образное русское слово. Что такое мат? С одной стороны, тупик, с другой – основание всего, опора, в которой ничего изменить невозможно. Недаром есть выражение: «Ругает на чем свет стоит». Чтобы «поднять» сильный, полнокровный, трагический русский сюжет, эти сакральные слова священно необходимы. Так что мат – вещь серьезная. О его серьезности свидетельствуют те критические моменты, в которые он употребляется.
– ДО «ЖМУРИКОВ» ВЫ ПИСАЛИ СОВСЕМ ПО-ДРУГОМУ. ЧТО ПОСЛУЖИЛО ТОЛЧКОМ К ИХ ПОЯВЛЕНИЮ?
– В начале восьмидесятых я жил в Алма-Ате, хотел работать на киностудии «Казахфильм» звукорежиссером. Документы проходили через одного гэбиста, который жил напротив театра имени Лермонтова, где я работал звукорежиссером. Распивая однажды со мной водку, он мне со слезами на глазах рассказал историю как бы про своего гэбэшного друга, который получил задание поехать на Запад и влюбить в себя одну девушку – дочь диссидента, с которым было необходимо расправиться. Он поехал туда, влюбил в себя эту девушку, она повезла его знакомить к своему диссиденту отцу, и в первую же ночь он зарезал ее, отца и еще восьмерых свидетелей. Я понял, что он рассказывает про себя и что это начало какой-то сверхисторической пьесы. Спустя пять лет я познакомился со своей будущей женой француженкой Шанталь. За два дня до рождения нашей дочери Марии (шел 1987 год) мне дали долгожданную визу во Францию. Примчавшись туда, я просто выстрелил «Игрой в жмурики», представив, что это значит – убить свою любовь. Вся страшная суть советской эпохи состояла в том, что человека подспудно взращивали как потенциального убийцу своего ближнего, если тот отвергал любовь к светлым идеалам коммунизма. И этот зловещий абсурдизм XX века как «любви на службе убийства» в той или иной степени был свойственен каждой стране и цивилизации. Просто в России он выявился с наибольшим античеловеческим резонансом и уроном.
Искренний Михалков
– КАКОГО ВЫ МНЕНИЯ ОБ ОТЕЧЕСТВЕННОМ КИНЕМАТОГРАФЕ ПОСЛЕДНЕГО ВРЕМЕНИ?
– Единственный в меня попавший фильм последнего времени – это «Двенадцать» Никиты Михалкова. Фильм сделан в аскетично-библейской, предельно искренней и честной зоне «Возлюби своего ближнего». Это новый, перерожденный, искренний Михалков, честно снимающий кино про себя, каков он есть на самом деле, да еще с попыткой самопокаяния. Учитывая тот факт, что в его положении ему сейчас нельзя снимать «проходной» фильм, это его огромная чисто человеческая победа прежде всего над самим собой.
– КОГО ИЗ АКТЕРСКОГО СОСТАВА ЭТОГО ФИЛЬМА ВЫ БЫ ВЫБРАЛИ, СКАЖЕМ, ДЛЯ «ИГРЫ В ЖМУРИКИ»?
– Гафта и Петренко. Кстати, не думайте, что мои пьесы играют где-то по подвалам. Нет, их исполняют в залах на тысячи мест. В них заняты блестящие актеры Сергей Чонишвили, Олег Фомин, Дмитрий Марьянов, Андрюша Соколов, Дени Лаван во Франции, Армин Рохде с Михаилом Вебером в Германии.
Корень всех зол
– СУЩЕСТВУЮТ ЛИ ДЛЯ ВАС КАКИЕ-ТО ТАБУ?
– Нет. Режиссеры, например, говорят, что категорически не приветствуется педофилия. Но, по-моему, касаться можно любой темы. Главное ведь – духовное озарение на выходе и точка отсчета всего произведения искусства. Это пусть педофилы не касаются малолеток, а, прочтя мою пьесу на эту тему, идут замаливать свои грехи в церковь.
– ЧТО, ПО-ВАШЕМУ, ЕСТЬ ЗЛО?
– Есть такое понятие, как «современное фаллосное зло уровня Кощея Бессмертного». Женских образов такой степени зловещести – нет. Я пишу пьесы против «фаллосного зла» мира, осознавая и выражая его всей своей сущностью как самец-художник – то есть через театральный персонаж для дальнейшего катарсисного покаяния. Например, та же моя пьеса «Вышка Чикатило», которую сейчас репетирует Константин Желдин (исполнитель роли Холтофа в фильме «Семнадцать мгновений весны») с режиссером Леонидом Красновым. Это пьеса о всем человечестве со всеми его земными и неземными грехами. Как сказал умный художник Анатолий Брусиловский, «эпиграф и задающая тон метафора «Вышки Чикатило» – душа, заточенная в тюрьме тела, и сознание, заключенное в концлагерь подсознания».
Таковы русские
– ЧТО ЗА СКАНДАЛ ПРОИЗОШЕЛ МЕЖДУ ВАМИ И РЕЖИССЕРОМ ИВАНОМ ВЫРЫПАЕВЫМ?
– Пьесу «Вышка Чикатило» я написал при финансовой поддержке Министерства культуры Франции в 1996 году. В 2000 году ее поставил Андрей Житинкин с актером Даниилом Страховым. Я сам снял по этой пьесе фильм, вступительное слово к которому произнес Кирилл Разлогов. На последнем фестивале авангардного искусства в Ницце фильм произвел фурор. Вырыпаев же взял мой персонаж, конструкцию пьесы со многими, буквально один в один, подробностями. Но моего героя, образ всего кающегося человечества, он опустил до банального уровня. Тем самым создал гнусную пародию на российскую жизнь. Там, где у меня был поток сознания страдающей в метафизическом коллапсе души, у Вырыпаева идет смакование всякого рода нечистот – как это делал Владимир Сорокин лет десять назад. И всю эту пустышку руководитель театра «Практика» Эдуард Бояков, Вырыпаев и иже с ними пытаются двигать на Запад, чтобы показать – таковы сегодня русские, такова будущая убогая Россия. Сейчас спектакль по пьесе «Июль» выдвинута на премию «Золотая маска».
В большом кабинете
– ВАС КОГДА-НИБУДЬ ЗАПРЕЩАЛИ?
– Нет. Правда, в 1988 году «Игра в жмурики» должна была выйти в журнале «Современная драматургия». Однако в последний момент публикацию отменили, буквально рассыпали набор. Михаил Швыдкой тогда сокрушался, что я не отдал «Игру в жмурики» для публикации в журнал «Театр», где он занимал пост заместителя главного редактора. Зато уже потом, позже, узнав, что великий Собель собирается ставить мою «Игру в жмурики» в Париже, он не постеснялся пригласить меня в свои погонные кабинеты с предложением попросить у Собеля $20 тысяч, на которые Швыдкой, по его словам, хотел опубликовать в России «Игру в жмурики» миллионным тиражом. Мы с Бернаром послали его куда подальше. Швыдкой мне до сих пор мстит. Я больше чем уверен, что именно Швыдкой позвонил Боякову полтора года назад, после чего последний не разрешил сыграть спектакль «И в Париж» в театре «Практика».
МИХАИЛ ВОЛОХОВ родился в 1955 году. Драматург, автор более полутора десятков пьес, которые ставят в России, Франции, Германии, Швейцарии. Автор, режиссер и исполнитель главной роли в художественном фильме «Вышка Чикатило» (2005). В России и за рубежом выходило семь сборников пьес. Член Парижского ПЕН-клуба и Союза писателей Москвы. Пьесы драматурга регулярно идут в московском клубе «Джусто».
Московский корреспондент
31.01.2008