Драматург Михаил Волохов: “Разумная женщина должна понимать, с кем она живет”
Его пьесы эпатажны: речь персонажей плотно нашпигована матом, их поступки опрокидывают привычное представление о добре и зле. Это и привлекло к вещам Волохова смелых режиссеров — русских и европейских. Первым его поставил Андрей Житинкин.
Григорий Горин, несколько раз прочитав пьесу “Игра в жмурики”, написал: “С радостью отмечаю, что впечатление от нее сильное”. Строгий Лев Аннинский блестяще расшифровал авторские замыслы и увидел в персонажах Волохова “святость и грязь слоями”. Но отмахнуться от волоховских эпатажных вещей, по словам Кирилла Разлогова, уже нельзя. А недавно купил цифровую камеру, сыграл и снял фильм “Вышка Чикатило” — сам себе и оператор, и режиссер.
— Зимой ходил в лес, проваливался по пояс в снегу в полном одиночестве — искал место съемки. К тому времени я уже придумал конструкцию, на ней установил камеру. Она была со мной в жесткой металлической связке. И весь фильм я снял одним планом. Он идет чуть больше часа. Мне пришлось выучить наизусть свой текст, сложный, метафорический, философский. Ведь Чикатило в пьесе не соответствует облику известного маньяка. Я стремился осмыслить трагедию человечества.
— На коробке твоего фильма — фото орущего мужика с венцом из колючей проволоки на черепе. Я не узнала в нем тебя. Ты здорово перевоплотился.
— Да я там такой опасный — замерзший, в снегу, с голыми руками при минус 9, без шапки. Все застывало — тут всерьез заорешь. Когда я рассказывал, как застрелили Чикатило, вдруг заметил — гудит надо мной самолет. Создалась жутковатая атмосфера. И моя камера взяла все звуки: мой крик, шорохи леса и гул самолета — гул времени.
— А на тебя находило некое осатанение — что ты и есть тот самый Чикатило…
— Конечно, я вдруг открыл в себе способность к перевоплощению. Испытал внешнюю энергию, резонанс с целым миром. Стремился рассказать о человечестве, которое уничтожает себя.
— Как воспринимала публика твой фильм на Московском международном кинофестивале?
— Судя по реакции, фильм понравился. Друзья шутили: за такую роль “Оскара” надо давать.
— Меня поразило, что французский славист, знаток русского искусства Ренэ Герра перевел твою пьесу.
— Летом мой фильм показали в Ницце. Ренэ Герра, автор субтитров на французском языке, представил зрителям фильм. Там любопытствовали, как это я умудрился сам себя снять. Я похвастался, что закончил МВТУ, факультет автоматизации и комплексной механизации творческих процессов. Там я практиковался на биосварке. Но на последних курсах увлекся литературой и философией. А потом — 10 лет жизни во Франции.
— Кажется, тебя затянула влюбленность в город мечты?
— Да, я влюбился в Шанталь в одно мгновение — в книжном ларьке в метро “Красные Ворота”. Шанталь приехала в Москву в Институт русского языка. Мы познакомились и вскоре стали жить вместе, в моей квартире в Химках. Ей понравились мои пьесы.
— Но она тогда еще не так хорошо знала русский и не могла оценить, в какой опасной сфере проходят события в твоих пьесах.
— Зато, изучив язык, Шанталь перевела за полгода “Игру в жмурики”. Мы зарегистрировали наш брак. Когда время пребывания в Москве закончилось, жена уехала к себе в местечко под Бордо. Я пытался приехать к ней, но меня не выпускали. И только за 2 дня до рождения дочери меня выпустили во Францию: я прикинулся детским сказочником — и ко мне подобрели. Рождение дочки Марии безумно вдохновило меня. В провинции мне было тесно, и я рискнул искать счастья в Париже. Там встретился с Львом Круглым, пожил в его семье и нашел работу, снял квартиру. “Жмуриков” во Франции поставил замечательный режиссер Бернар Сабель. Потом он повторил этот спектакль в Германии с немецкими актерами.
— На что жила семья в Париже?
— На гранты. От министерства культуры Франции я получил около 8 грантов. Это хорошие деньги. Иначе бы сдох. Шанталь получила работу. У нее появилась машина. Она прекрасно гоняла на ней — лихачить умеет! Шанталь очень независима, любит работать в разных странах. А я вернулся в Москву, понял, что все пьесы, которые я мог написать во Франции, уже написаны. О французах напишут французы. О русских нужно писать в России.
— Объясни мне, Миша, ваша с Шанталь семейная игра длится немалый срок. Что вас объединяет, если вы несколько лет не вместе?
— Неугаснувшие чувства. Шанталь шлет мне открытки из Австралии, где она третий год работает. Оттуда она вернется на остров Реуньон, вблизи Мадагаскара. Там она любит отдыхать. А дочка мечтала уехать учиться в Квебек и уехала. Мария знает английский, но уверенно считает себя русской.
— Вы разведены с Шанталь?
— По русским законам мы в браке — могу паспортом похвастаться (показывает штамп и слова о том, что женат на Шанталь Луиз Эвелин). Надеюсь, она меня все еще любит — у нас была мощная история любви.
— За 10 лет ты, конечно, время зря не терял. Нагрешил?
— Ну конечно. Но Шанталь превосходит всех остальных моих знакомых девушек. Чту и люблю в ней божественное начало, то самое, что объединяет всех великих женщин.
— Кто же заботится о твоем быте?
— Умею готовить. Имею множество рецептов, особенно французских. Люблю и умею варить классный борщ. Но из еды не делаю культа.
— Где-то я прочла, что ты учил Ярослава Могутина “бить морду так, чтобы уж наверняка, чтобы мало не показалось”. Это правда? Ты умеешь боксировать?
— Еще умею. Бегаю, плаваю, играю в теннис. Боксом я тоже занимался.
— Что ты прежде всего ценишь в женщине?
— Ну, видимо, преданность и мудрость. Женщина так устроена, что в ней — вечный соблазн и искушение. Ее тоже подстерегают соблазны, но душевные качества берут верх.
— Что тебя заставит пойти за женщиной?
— Глаза, в них пытаюсь увидеть душу человека.
— Бывал обманут женщинами?
— Не настолько, чтобы считать себя обманутым. Раз не женился вторично, значит, еще не поддался обману. Да и не представляю, чтобы я еще раз влюбился больше, чем в Шанталь.
— А в собственном мужском характере ты замечаешь какие-то заскоки, привычки, которые не может перенести женщина?
— Да, женщину обижает постоянная моя поглощенность театральными проектами. Разумная женщина должна понимать, с кем она живет. Кстати, Шанталь — тоже одержимый человек: хорошо рисует, расписывает скорлупу яиц в традициях карпатской школы. Делает большие панно из кусков ткани. Внутренне она глубоко поэтический человек.
— Какой новой темой тебя увлекла Россия?
— Моя последняя пьеса “Рублевское сафари нах” с двумя олигархами в центре. Один владеет нефтяной трубой, другой — газовой. Они себя плохо чувствуют, если не убивают: до бизнеса оба были киллерами. В пьесе они получат свой красивый конец от руки девушки, которую выбрали своей жертвой. В финале — победа светлых сил. Ученик Анатолия Васильева Михаил Салов (это он блестяще поставил мою пьесу “И в Париж”) приступил к постановке новой “Лесбияночки шума цунами”. Ее жанр — счастливая трагедия.
Премьера “Лесбияночек”, тех, что почему-то цунами, состоялась и, как это часто бывает с пьесами Волохова, вызвала негодование и восторг. И тоже — цунами.
Московский Комсомолец
01 ноября 2007
Беседу вела Наталья Дардыкина