КЛАССИКИ И УТЕШИТЕЛИ
Михаил Волохов — обратная фигура в новой волне драматургии… От его текстов и сюжетов вожделенно ждут мата, грязи и циничного срывания масок. В «Великом утешителе» ненормативная лексика сведена к минимуму и смикширована, что отвечает законам «хорошего моветона»: джентльмен не тот, кто не матерится, а тот, кто не заметил, как выматерилась дама… Сюжет, как и прежде, тяжек и страшен, но пронизан токами сострадания.
Выпускник курса Ю.Любимова в Щукинском училище Игорь Пехович бесстрашно взялся за эту пьесу, показав спектакль на Малой сцене старой Таганки (там, где играли «Серсо»).
Над покатым помостом в черном воздухе висит и раскачивается нечто вроде оконной рамы. В угрюмом, безликом, явно нежилом пространстве кто-то все-таки упрямо пытается жить. Персонажей трое, и все — «парижская лимита»: русская проститутка Поля (Елена Ласкавая), временно спасенный ею от самоубийства талантливый писатель Тим (Сергей Афанасьев) и то ли муж, то ли сутенер, то ли альфонс Поли Лёра (Игорь Мужжухин) — в миру режиссер, у которого творческих идей больше, чем возможностей для их воплощения. Всем троим в Париже уже нечего делать — мода на «советик» иссякла, а жить, словно герои булгаковского «Бега», на заработок Люськи-Поли, почти стыдно. Жизнь лучше не стала, хотя сделалась солонее: всех троих связывает жгучая страсть. Но Поля больна СПИДом. Чтобы «умереть в один день», Тим заражается от нее, а ничего не подозревающий Лёра… заражается от Тима. Все завершается взаимным суицидом.
Этот жутковатый сюжет воплощен неожиданно темпераментно, обаятельно и пластично. Спектакль буквально покоряет обжигающей искренностью, уникальностью типов, бесшабашностью, иронией и трагическим одиночеством каждого. А еще — чисто «таганской» экспрессией, особой игровой броскостью.
Готовность войти в общий круг греха и страдания становится здесь парадоксальной формой сочувствия, по терминологии автора, «утешительства». И каждому дан выход в художническое измерение. Даже Поля в интермедиях между эпизодами поет прекрасные трагические баллады (артистка Елена Ласкавая сама их написала).
Тема тоски по отторгнутой, но незабытой родине, конечно, звучит в спектакле, хотя и прикрыта иронией, выдаваемой за прожженный цинизм. В этом тоже слышатся булгаковские влияния. — Никакой истерики или неврастении. От этих лиц исходит свет страдания, душевной боли, высокого отчаяния. И — надежда истерзанных душ на хотя бы вечное успокоение.
Сергей Афанасьев с потрясающей искренностью и органикой зрелого мастера играет Тима, одержимостью похожего на Дон Кихота, не мистическим вестником смерти, а существом уникального таланта, сознающим свою роль в чужих судьбах как высокую миссию. Вообще герои пьесы Волохова тупика вечных вопросов не боятся. Они просто не желают в этом тупике жить.
Александр ИНЯХИН, критик
«Культура», 17.03.1996